Генри Лонгфелло. «Эмма и Эгинхард»
Был Карл Великий мудрый властелин;
Он повелел, чтоб сделал Алкуин,
Советник императора и друг,
Двор ахенский рассадником наук,
Чтоб научил он принцев — управлять,
А подданных — смиренье проявлять.
И в юношей вливал за годом год
Ученый сакс Писанья сладкий мед;
Иным давал напиться допьяна
Искристого истории вина;
Грамматикой одних он насыщал,
Других же к тайнам звезд он приобщал.
У всех почтенье вызывал монах,
Когда бродил он с книгою в руках
И шаг его размеренный был слит
С послушным эхом монастырских плит.
Или когда потоком дивных слов
Он пробуждал умы учеников.
Душою прост, осанкой величав,
Он кроток был, но строго блюл устав.
Блистая, словно солнце меж светил,
Всех сверстников своих превосходил
Франк юный, — Эгинхардом звался он.
Красив лицом, приветлив, добр, умен,
В короткий срок он с легкостью постиг
Громоздкую премудрость древних книг;
Над чем неделями корпел иной,
То было для него пустой игрой.
Плечами пожимал отец Смарагд:
Нет, видно, с адом заключил контракт
Мальчишка, к дьяволу попавший в сеть!
Иначе как сумел бы одолеть
Свой Тривиум без розог сей школяр?
Но Алкуин сказал: «То божий дар».
Грамматики и Логики знаток,
Риторики он сложность превозмог;
Он Счет и Геометрию постиг
И в тайны Астрономии проник,
Был в Музыке искусен юный франк
И пел любовь, провидя миннезанг.
Об Эгинхарде толковал весь двор,
И, слушая похвал согласный хор,
Подумал император: «Отрок сей —
Находка для империи моей.
Пусть учится всему, что должен знать
Тот, кто рожден державой управлять.
Его своим писцом я изберу».
Так Эгинхард был призван ко двору.
И, в честь войдя, любимец молодой
Стал государю правою рукой.
Располагал к себе он всех людей
И красотой и скромностью своей.
Он был отшельник в суете дворца,
Смягчал нередко грубые сердца
И, книжник сам, умел к себе привлечь
Баронов, чтивших лишь кулак да меч.
Он знанье приобрел державных дел, —
Все было, как монарх предусмотрел.
Но и король предусмотреть не мог
Того, что называют словом — рок.
Домой вернулась из монастыря
Прекрасная, как юная заря,
Принцесса Эмма. Часто Эгинхард
Слыхал, как пел о ней придворный бард.
Писец смотрел из своего окна,
Как, рыцарей толпой окружена,
Она во двор, въезжала поутру.
Потом ее он видел на пиру.
Он как-то встретил Эмму, выйдя в сад.
На юношу подняв лучистый взгляд,
Она невинный задала вопрос:
«Скажи, в чем тайный смысл прекрасных роз?»
Прихлынула к его ланитам кровь,
И он шепнул: «Их тайный смысл — любовь!»
Где я найду слова, чтоб объяснить,
Как страсть прядет невидимую нить,
Как сердце, к сердцу пролагая путь,
Умеет зоркость стражи обмануть?
Не нужен был принцессе ни один
Прославленный в сраженьях паладин,
Закованный в сверкающую сталь,
Ни знатный пэр, ни гордый сенешаль;
Их блеск — о, таинство любви! — померк:
Их всех затмил безвестный скромный клерк.
Но минули дни света и тепла,
Цветы увяли, осень подошла.
С деревьев за листом срывался лист,
То рдян, как кровь, то нежно золотист.
Поэт, их видя, вспоминал о том,
Как громовержец золотым дождем
К Данае низвергался. Ведь поэт
Чтит лишь любовь и страстью лишь согрет.
Нет больше тайных встреч в тени аллей
Среди гвоздик, тюльпанов и лилей.
Осталась лишь одна из всех отрад:
По вечерам мерцаньем двух лампад,
В окне принцессы и в окне писца,
Друг с другом говорили их сердца.
Но, страсть свою не в силах превозмочь,
Раз Эгинхард, когда спустилась ночь,
Двор пересек широкий и пустой,
По лестнице поднялся винтовой,
Тихонько дверь к принцессе отворил
И перед ней колено преклонил.
Дотронувшись, как лезвием меча,
Своей рукою до его плеча,
Она шепнула: «Рыцарь, встань с колен!
Тебе сегодня сердце дам я в плен».
Часы текли… Вдруг в башню к ним проник
Ликующий и горделивый крик.
То пел петух, как будто говоря:
«Мир, пробудись! Забрезжила заря!»
Пришла пора — о время, скор твой бег! —
Расстаться им… Но за ночь выпал снег!
И двор, покрытый белой пеленой,
Посеребрен холодною луной.
«Погибли мы! Не миновать беды! —
Воскликнул он. — Как скрыть мои следы?»
Но нет для женской хитрости преград,
Когда любви опасности грозят.
В ту ночь монарх, бессонницей томим,
Встал до рассвета. Пред окном своим
Он размышлял, смотря на сонмы звезд, —
Как божий мир разумен, как он прост,
Как много счастья и покоя тут,
Когда в его державе столько смут.
Но кто же это, крадучись, как вор,
Идет от башни Эммы через двор?
Под ношей тяжкой согнута спина.
То — женщина. Не видно, кто она,
Но император понял наконец,
Что ноша женщины — его писец.
Оставив клерка у его дверей.
Она вернуться хочет поскорей,
И в этот миг — как сердце сжала боль! —
Свою родную дочь узнал король.
Отец стоял как громом поражен.
Не вырвался из уст ни крик, ни стон.
Он у окна застыл, окаменев.
В его душе теснились скорбь и гнев.
Но что природе до скорбей людских?
И над зубцами башен городских,
Всему живому новый день даря,
Победно встала алая заря.
Вдруг солнце показалось над землей.
Закутанной в свой саван снеговой,
И мертвая земля вновь ожила.
Блистают шпили, крыши, купола,
Пылает золотой пожар везде:
В дымках из труб, у аиста в гнезде.
Стоял все в той же позе государь,
Когда его любимый секретарь
Почтительно переступил порог,
Чтобы дневной свой получить урок.
Но с ласковой улыбкой властелин
Сказал ему: «Не торопись, мой сын.
Сейчас я должен — медлить здесь не след —
Созвать мой государственный совет;
А через час тебе я объявлю,
Чем послужить ты можешь королю».
Едва ушел влюбленный сей поэт,
Как государь велел созвать совет
И, пригласив всех пэров в тронный зал,
О том, что было ночью, рассказал.
«Что делать с ним?» — свою спросил он знать.
И кто сказал — казнить, а кто — изгнать.
Но император им ответил: «Нет!
Я не приму жестокий ваш совет.
Казнить? Но жизнь — священный дар творца!
Изгнать? Но тайна выйдет из дворца!
Ваш суд неправ. Мудрейший Алкуин!
Однажды мой наследник, принц Пипин,
Спросил у вас: «Что значит человек?»
И ваш ответ запомнил я навек.
Сказали вы: «Он путник в мире сем,
И лишь в земле он обретет свой дом».
Любой из нас лишь глиняный сосуд;
И гордый сюзерен, творящий суд,
Из праха создан, как и низкий смерд.
Суд справедлив, когда он милосерд.
Сей бедный путник выкрал из дворца
Жемчужину монаршего венца;
Но горностаем царственным могу
Я скрыть следы ночные на снегу».
Тут Эгинхард был призван в тронный зал,
И государь при всех ему сказал:
«Мой милый сын — ведь я тебя люблю
Поистине как сына — королю
Усердно ты и преданно служил,
А он тебя ничем не наградил.
Клянусь перед лицом своих вельмож,
Что ныне ты награду обретешь.
Среди моих сокровищ есть одно, —
О нем мечтают многие давно;
Но, отказав князьям и королям,
Сегодня я тебе его отдам».
Тут распахнулись двери, и вошла,
Как майский день прекрасна и светла,
Принцесса Эмма. Каждый видеть мог
Ее смущенье по румянцу щек.
К ней добрый император подошел
И к Эгинхарду за руку подвел.
«Мой сын, — ему он молвил, — вот мой дар.
Пускай увидят все, и млад и стар,
Как, награждая верного слугу,
Я стер следы на девственном снегу».
Перевод: М. А. Донского
(1 votes, average: 5,00 out of 5)