А над обрывом, стих, твоя опешит Зарвавшаяся страстность муравья, Когда поймешь, чем море отмель крешет, Поскальзываясь, шаркая, ревя. Обязанность одна на урагане: Перебивать за поворотом грусть И сразу перехватывать дыханье, И кажется, ее нетрудно
Е. А. B. Итак, только ты, мой город, С бессонницей обсерваторий, С окраинами пропаж, Итак, только ты, мой город, Что в спорные, розные зори Дверьми окунаешь пассаж. Там: в сумерек сизом закале, Где блекнет
Стояли как перед витриной, Почти запрудив тротуар. Носилки втолкнули в машину. В кабину вскочил санитар. И скорая помощь, минуя Панели, подъезды, зевак, Сумятицу улиц ночную, Нырнула огнями во мрак. Милиция, улицы, лица Мелькали в
Садясь, как куры на насест, Зарей заглядывают тени Под вечереющий подъезд, На кухню, в коридор и сени. Приезжий видит у крыльца Велосипед и две винтовки И поправляет деревца В пучке воздушной маскировки. Он знает:
Ночевала тучка золотая На груди утеса великана. (М. Ю. Лермонтов) Из сада, с качелей, с бухты-барахты Вбегает ветка в трюмо! Огромная, близкая, с каплей смарагда На кончике кисти прямой. Сад застлан, пропал за ее
1 В посаде, куда ни одна нога Не ступала, лишь ворожеи да вьюги Ступала нога, в бесноватой округе, Где и то, как убитые, спят снега, — Постой, в посаде, куда ни одна Нога не
Все переменится вокруг. Отстроится столица. Детей разбуженных испуг Вовеки не простится. Не сможет позабыться страх, Изборождавший лица. Сторицей должен будет враг За это поплатиться. Запомнится его обстрел. Сполна зачтется время, Когда он делал, что
Любимая, безотлагательно, Не дав заре с пути рассесться, Ответь чем свет с его подателем О ходе твоего процесса. И, если это только мыслимо, Поторопи зарю, а лень ей — Воспользуйся при этом высланным Курьером
Я в мысль глухую о себе Ложусь, как в гипсовую маску. И это смерть: застыть в судьбе, В судьбе формовщика повязке. Вот слепок. Горько разрешен Я этой думою о жизни. Мысль о себе как
Воздух дождиком частым сечется. Поседев, шелудивеет лед. Ждешь: вот-вот горизонт и очнется И — начнется. И гул пойдет. Как всегда, расстегнув нараспашку Пальтецо и кашне на груди, Пред собой он погонит неспавших, Очумелых птиц