Блажен, кому Господь сподобил с вами встретиться Не на один блаженный час! Чей ум при вас невольным чувством светится, Чье сердце понимает вас! Но жалок тот, кто встречею случайною На миг утешен вами был,
Гость Что б это значило — вижу, сегодня ты Дом свой, как храм, убрала: Между колонн занавесы приподняты, Благоухает смола. Цитра настроена; свитки разбросаны; У посыпающих пол Смуглых рабынь твоих косы расчесаны… Ставят амфоры
О, Боже, Боже! Не Ты ль вещал, Когда мне дал Живую душу: Любить, — страдать, — Страдать и жить — Одно и то же. Но я роптал, Когда страдал, Я слезы лил, Когда любил,
По сточной трубе, пробираясь, сбежала Змеистая струйка за вал городской. За валом, по камешкам, чище кристалла, Катился в долину поток ключевой. И стала та струйка, к нему припадая, Роптать, лепетать: я такая-сякая… Не мало
I В роще, где смолой душистой Каплет сок из-под коры, Ключ, журча, струился чистый Из-под каменной горы; То, мелькая за кустами, Разливался он; то вдруг Падал звучными струями, Рассыпаясь как жемчуг. С ранним солнцем
Ты назвала мое сердце Мраморным сердцем. Знаешь ли, Тайно желая меня уколоть, Ты похвалу мне сказала, Бедный ребенок! Мягкое сердце Воску подобно; Тает оно — Или, под пальцами Резвой девушки, Всякую форму способно принять.
Жизнь гаснет, — дух неугасим; — Мы погасить его не в силах; Он не хоронится в могилах, — От мертвых он идет к живым. Дух века — это Божий дух; Он мировой любовью дышит,
В туман и холод, внемля стуку Колес по мерзлой мостовой, Тревоги духа, а не скуку Делил я с музой молодой. Я с ней делил неволи бремя, — Наследье мрачной старины, — И жажду пересилить
Ложь иногда ходит в виде Женщины милой и скромной: Ложь эту помню я, — помню Лик ее нежный и томный! Тихо звучит ее голос Всем обаянием ласки; Полны задумчивой тайны В душу глядят ее
Земли, полуднем раскаленной, Не освежила ночи мгла. Заснул Тифлис многобалконный; Гора темна, луна тепла… Кура шумит, толкаясь в темный Обрыв скалы живой волной… На той скале есть домик скромный, С крыльцом над самой крутизной.