Я не люблю церквей, где зодчий Слышнее Бога говорит, Где гений в споре с волей Отчей В ней не затерян, с ней не слит. Где человечий дух тщеславный Как бы возносится над ней, Мне
Смотрят снова глазами незрячими Матерь Божья и Спаситель-Младенец. Пахнет ладаном, маслом и воском. Церковь тихими полнится плачами. Тают свечи у юных смиренниц В кулачке окоченелом и жестком. Ах, от смерти моей уведи меня, Ты,
Прямо в губы я тебе шепчу — газелы, Я дыханьем перелить в тебя хочу — газелы. Ах, созвучны одержимости моей — газелы! Ты смотри же, разлюблять не смей — газелы. Расцветает средь зимы весна
Люблю в романе все пышное и роковое: Адский смех героинь, напоенный ядом клинок… А наша повесть о том, что всегда нас — двое, Что, друг к другу прильнув, я одна и ты одинок. Э,
Вам со стороны виднее — Как мне быть, что делать с ней, С той, по ком я пламенею, С той, при ком я леденею, С…еевой моей? Ееее, ееее, — Как поют четыре Е! Каждое
Жизнь моя! Ломоть мой пресный, Бесчудесный подвиг мой! Вот я — с телом бестелесным, С Музою глухонемой… Стоило ли столько зерен Огненных перемолоть, Чтобы так убого-черен Стал насущный мой ломоть? Господи! Какое счастье Душу
Скажу ли вам: я вас люблю? Нет, ваше сердце слишком зорко. Ужель его я утолю Любовною скороговоркой? Не слово — то, что перед ним: Молчание минуты каждой, Томи томленьем нас одним, Единой нас измучай
Коленями — на жесткий подоконник, И в форточку — раскрытый, рыбий рот! Вздохнуть… вздохнуть… Так тянет кислород, Из серого мешка, еще живой покойник, И сердце в нем стучит: пора, пора! И небо давит землю
КОтлы кипящих бездн — крестильное нам лоно, ОТчаянье любви нас вихрем волокло НА зной сжигающий, на хрупкое стекло СТуденых зимних вод, на край крутого склона. ТАк было… И взгремел нам голос Аполлона, — ЛЕчу,
Не хочу тебя сегодня. Пусть язык твой будет нем. Память, суетная сводня, Не своди меня ни с кем. Не мани по темным тропкам, По оставленным местам К этим дерзким, этим робким Зацелованным устам. С