От больших обид — душу знобит, От большой тоски — песню пою. Всякая сосна — бору своему шумит, Ну а я кому — весть подаю? Знаю — не тебе, молодая поросль: Порознь взошли, да
Голос Огромный город. Ветер. Вечер. Во мраке треплются огни, И ты, безумец, в первом встречном Идешь искать себе родни. Смирись, поэт, и не юродствуй, Привыкни к своему сиротству, И окриком не тормоши Тебе не
Нет спутника сердцу неистовому: Друга нет у меня. Не в дом мой путь и не из дому: Дома нет у меня. Мой путь под грозой и под радугой По великой земле, Тоске моей не
Ради рифмы резвой не солгу, Уж не обессудь, маститый мастер, — Мы от колыбели разной масти: Я умею только то, что я могу. Строгой благодарна я судьбе, Что дала мне Музу-недотрогу: Узкой, но своей
Туго сложен рот твой маленький, Взгляд прозрачен твой и тих, — Знаю, у девичьей спаленки Не бродил еще жених. Век за веком тропкой стоптанной Шли любовников стада, Век за веком перешептано Было сладостное «да».
Ты была в беспамятстве природы, В дни, когда катил сплошные воды Океан. Бог еще не создал мир наш слезный, Но рыдал уже во тьме над бездной Твой орган. И, тобою вызван к сотворенью, Над
Прекрасная пора была! Мне шел двадцатый год. Алмазною параболой Взвивался водомет. Пушок валился с тополя, И с самого утра Вокруг фонтана топала В аллее детвора, И мир был необъятнее, И небо голубей, И в
Первая лира, поэт, создана первоприхотью бога: Из колыбели — на луг, и к черепахе — прыжок; Панцирь прозрачный ее шаловливый срывает младенец, Гибкие ветви сама ива склоняет к нему; Вот изогнулись они над щитом
Оттого в моем сердце несветлом Закипает веселый стих, Что пахнет костром и ветром От волос твоих. Закрываю глаза и вижу: Темный табор, и ночь, и степь. Блестит под месяцем рыжим На медведе цепь. Там,
Пахнет по саду розой чайной, Говорю — никому, так, в закат: «У меня есть на свете тайный, Родства не сознавший брат. Берегов, у которых не был, Для него все призывней краса, Любит он под