В ребячестве моем тоску любови знойной Уж стал я понимать душою беспокойной; На мягком ложе сна не раз во тьме ночной, При свете трепетном лампады образной, Воображением, предчувствием томимый, Я предавал свой ум мечте
Пусть я кого-нибудь люблю: Любовь не красит жизнь мою. Она как чумное пятно На сердце, жжет, хотя темно; Враждебной силою гоним Я тем живу, что смерть другим: Живу — как неба властелин — В
Любил с начала жизни я Угрюмое уединенье, Где укрывался весь в себя, Бояся, грусть не утая, Будить людское сожаленье; Счастливцы, мнил я, не поймут Того, что сам не разберу я, И черных дум не
Прости, прости! О сколько мук Произвести Сей может звук. В далекий край Уносишь ты Мой ад, мой рай, Мои мечты. Твоя рука От уст моих Так далека, О лишь на миг, Прошу, приди И
Наедине с тобою, брат, Хотел бы я побыть: На свете мало, говорят, Мне остается жить! Поедешь скоро ты домой: Смотри ж… Да что моей судьбой, Сказать по правде, очень Никто не озабочен. А если
На темной скале над шумящим Днепром Растет деревцо молодое; Деревцо мое ветер ни ночью, ни днем Не может оставить в покое; И, лист обрывая, ломает и гнет, Но с берега в волны никак не
Остаться без носу — наш Маккавей боялся, Приехал на воды — и с носом он остался. Дата написания: 1837 год
Ты помнишь ли, как мы с тобою Прощались позднею порою? Вечерний выстрел загремел, И мы с волнением внимали… Тогда лучи уж догорали, И на море туман густел; Удар с усилием промчался И вдруг за
Темно. Все спит. Лишь только жук ночной Жужжа в долине пролетит порой; Из-под травы блистает червячек, От наших дум, от наших бурь далек. Высоких лип стал пасмурней навес, Когда луна взошла среди небес… Нет,
Слышу ли голос твой Звонкий и ласковый, Как птичка в клетке Сердце запрыгает; Встречу ль глаза твои Лазурно-глубокие, Душа им навстречу Из груди просится, И как-то весело И хочется плакать, И так на шею