Это сердце — мое! Эти строки — мои! Ты живешь, ты во мне, Марселина! Уж испуганный стих не молчит в забытьи, И слезами растаяла льдина. Мы вдвоем отдались, мы страдали вдвоем, Мы, любя, полюбили
Во имя Отца и Сына и Святого Духа — Отпускаю ныне Дорогого друга Из прекрасной пустыни — в мир. Научила я друга — как день встает, Как трава растет, И как ночь идет, И
Маска — музыка… А третье Что любимое? — Не скажет. И я тоже не скажу. Только знаю, только знаю — Шалой головой ручаюсь! — Что не мать — и не жена. Только знаю, только
Ни грамот, ни праотцев, Ни ясного сокола. Идет-отрывается, — Такая далекая! Под смуглыми веками — Пожар златокрылый. Рукою обветренной Взяла — и забыла. Подол неподобранный, Ошметок оскаленный. Не злая, не добрая, А так себе:
Вот: слышится — а слов не слышу, Вот: близится — и тьмится вдруг… Но знаю, с поля — или свыше — Тот звук — из сердца ли тот звук… — Вперед на огненные муки!
Спаси Господи, дым! — Дым-то, Бог с ним! А главное — сырость! С тем же страхом, с каким Переезжают с квартиры: С той же лампою-вплоть, — Лампой нищенств, студенчеств, окраин. Хоть бы деревце хоть
Сереже 1 Башенный бой Где-то в Кремле. Где на земле, Где — Крепость моя, Кротость моя, Доблесть моя, Святость моя. Башенный бой. Брошенный бой. Где на земле — Мой Дом, Мой — сон, Мой
Как бы дым твоих ни горек Труб, глотать его — все нега! Оттого что ночью — город — Опрокинутое небо. Как бы дел твоих презренных День ни гол, — в ночи ты — шах!
Смерть — это нет, Смерть — это нет, Смерть — это нет. Нет — матерям, Нет — пекарям. (Выпек — не съешь!) Смерть — это так: Недостроенный дом, Недовзращенный сын, Недовязанный сноп, Недодышанный вздох,
Буду выспрашивать воды широкого Дона, Буду выспрашивать волны турецкого моря, Смуглое солнце, что в каждом бою им светило, Гулкие выси, где ворон, насытившись, дремлет. Скажет мне Дон: — Не видал я таких загорелых! Скажет