Готфрид Бюргер. «Песнь о верности»
Того, кто подругой своей дорожит,
Свет часто язвит
И злою насмешкой, и сплетней;
Но маршалу Гольму он так насолил,
Что милую скрыть он скорей поспешил
В своей резиденции летней.
И часто оттуда с веселой душой,
Ночною порой,
Охотой в лесах забавлялся;
Но только петух запоет поутру,
Как маршал на службу спешил ко двору,
Где к часу обеда являлся.
Раз маршал беспечно с охотой своей
Гонял средь полей,
Покрытых ночною росою.
«Скорее, мой конь! не жалей своих ног!
Скорее, пока не зарделся восток,
Неси меня к милой, к покою!»
Он видит свой замок в дали голубой;
Вот яркой звездой
Горит его милой оконце.
«О, света заря! не спеши, погоди!
Мою дорогую от сна не буди!
Помедли, приветное солнце!»
Вот маршал в тенистый свой парк прискакал,
Коня привязал
У липы и, страстью волнуем,
Секретною дверью, чуть слышной стопой
Спешит он к подруге своей молодой
Ее разбудить поцелуем.
Он тихо к постели ее подошел —
И что же нашел?
Он чуть не упал от испуга:
Светлица пуста и постель холодна…
«О, горе мне, бедному! Где же она,
Моя дорогая подруга?»
В тревоге по лестницам маршал снует
И взад и вперед,
Из комнаты в комнату бродит,
Зовет; но напрасно волнуется он:
Все тихо и пусто. Но чу! чей-то стон
К нему из подвала доходит.
То верный дворецкий его: заключен
В подвале был он;
Все прочие слуги бежали.
«О Ганц! говори, кто мне был лиходей?
Кто смел разогнать моих верных людей
И кто тебя запер в подвале?»
— Ах, рыцарь! не честное дело у нас
Случилось без вас:
То юнкера Штейна-гуляки
Проделка. Изменой, под мраком ночным,
Проник он сюда. Наша барышня с ним
Ушла — и две ваши собаки. —
И маршал был вестью сражен роковой,
Как-будто грозой —
И, яростно меч обнажая,
Как буря, в погоню за дерзким врагом
Летит он, звучит его голос как гром,
Проклятьями лес оглашая.
А вскоре и след на росе показал,
Куда ускакал
С добычею хищник блудливый.
«О, конь мой, скорее, скорее беги,
Врагу за обиду отмстить помоги!
Мчись вихрем, бегун мой ретивый!
«Вперед же! как-будто со света долой
Летим мы с тобой!
На этот лишь раз постарайся,
А там приодену тебя я ковром
И буду кормить золотистым овсом:
Живи без трудов, наслаждайся!»
И конь полетел, как стрела из лука:
След ног седока
Чертой на траве остается.
И свист, и бича поощрительный хлоп,
И шпоры его ускоряют галоп —
И конь все быстрее несется.
Но вот на краю горизонта, вдали,
Вдруг встал из земли
Как-будто бы шлем — и сверкает.
И только он свистнул коню своему,
Как пара бульдогов примчалась к нему
И радостно воет и лает.
«А, гнусный разбойник! постой же, постой!
Смотри: за тобой
Противник следит оскорбленный.
О, пусть тебя черти в свой ад увлекут
И там тебя, пса, беспощадно пекут,
Под серой, в печи раскаленной!»
Но юнкер фон-Штейн был не робок душой
И силен рукой.
Он речью такой оскорбился
И, к маршалу вдруг обернувшись лицом,
Готовый ответить на слово мечем,
Он быстро к нему устремился.
И оба, пылая враждою своей,
С усталых коней
Поспешно долой соскочили.
Как буря сразились в пылу боевом,
И подняли облако пыли кругом,
И стуком вес дол огласили.
Дерутся как тигры и этот, и тот,
И кровь их, и пот
С избитых доспехов струится;
Наносят удары могучей рукой;
Свистят их мечи; но ни тот, ни другой
Не может победы добиться.
Вдруг оба, наскуча напрасной борьбой,
Оставили бой,
Почувствовав сил истощенье,
И маршалу юнкер сказал: «Отдохнем,
Пока мы сражаться опять не начнем,
А я вам скажу свое мненье».
И маршал свой пыл боевой усмирил;
Он меч опустил
И смотрит на юнкера смело.
«Чем кости друг другу напрасно ломать,
Не лучше ли, маршал, нам средство сыскать
Чтоб мирно уладилось дело?
«Мы бьемся как львы, но спасибо за-то
Не скажет никто
Тому, кто сильней и храбрее.
Пусть тот из нас даму себе и возьмет,
Кого добровольно она изберет:
Ведь это, ей-богу, умнее!»
Понравился маршалу этот совет.
«Сомненья тут нет,
Что я получу предпочтенье»,
Так думает он: «ведь не я-ль угождал,
Не я ли ей ласки свои расточал?
Ко мне ее сердца влеченье!
«Она все утехи любви молодой
Вкушала со мной;
А в нем ведь — ни кожи, ни рожи!»
Не верьте вы в женскую верность и честь,
Друзья, хоть у нас и пословица есть:
Друг старый двух новых дороже.
И слышит красавица их уговор:
Потупила взор,
Как-будто о чем размышляя;
Но только лишь оба приблизились к ней,
Она — к вертопраху в объятья скорей…
Тьфу, к черту! ехидна какая!
Изменница скачет за юнкером вслед:
В душе ее нет
Стыда при измене открытой.
А маршал, вперив помутившийся взгляд,
Глядит им во след: его губы дрожат
И стонет он, горем убитый.
Шатаясь, на грудь опустивши главу,
Он лег на траву;
Собаки к нему подбежали.
Два верные друга в тяжелые дни,
К нему головами приникли они
И раны лизать ему стали.
И ласка собак оживила его —
И свет для него
Как-будто бы стал веселее.
Слезами он горе свое облегчил,
И голову к верным друзьям преклонил,
И к сердцу прижал их сильнее.
Любовью собак укреплен, оживлен,
Готовится он
Скорее домой возвратиться.
Но только что в стремя ступил он ногой
И свистом собак поманил за собой,
Как видит — седок к нему мчится.
И вот перед маршалом, пылью покрыт,
Вновь юнкер стоит
И пот обтирает рукою.
«Послушайте, маршал», сказал он, «наш спор
Еще не окончен и наш договор
Не полон статейкой одною:
Моя дорогая не хочет никак
Оставить собак:
Без них она плакать готова;
И вот она мне поручила их взять.
Но если их вам не угодно отдать,
То будем сражаться мы снова».
Но маршал с усмешкой на юнкера речь,
Оставивши меч,
Ответил его же словами:
«Чем кости друг другу напрасно ломать,
Не лучше ли, юнкер, нам средство сыскать,
Как мирно все кончить меж нами?
«Мы бьемся как львы, но спасибо за-то
Не скажет никто
Тому, кто сильней и храбрее.
Пускай же собаки к тому и пойдут,
Кого добровольно они изберут.
Ну, право, так будет умнее!»
И юнкер насмешку его проглотил,
А сам рассудил:
«Я дело устроить сумею!»
И начал собак он и тем, и другим
Манить, чтоб при ласке удобнее им
Накинуть арканы на шею.
И щелкает он языком, и свистит,
И хлебцем манит,
И треплет колена руками;
Но тщетно старается псов обмануть:
Они только к маршалу скачут на грудь,
А юнкеру — скалят зубами.
Перевод: Ф. Б. Миллера