Измученный тревогою дневною, Я лег в постель без памяти и сил, И голос твой, носяся надо мною, Насмешливо и резко говорил: «Что ты глядишь так пасмурно, так мрачно? Ты, говорят, влюблен в меня, поэт?
Без волненья, без тревоги Он по жизненной дороге Все шагает день и ночь, И тоски, его гнетущей, Сердце медленно грызущей, Он не в силах превозмочь. Те, что знали, что любили, Спят давно в сырой
Ночью вчера, задремав очень рано, В грезах увидел я Юстиниана. В мантии длинной, обшит соболями, Так говорил он, сверкая очами: «Русь дорогая, тебя ли я вижу? Что с тобой? Ты не уступишь Парижу. Есть
Я люблю тебя так оттого, Что из пошлых и гордых собою Не напомнишь ты мне никого Откровенной и ясной душою, Что с участьем могла ты понять Роковую борьбу человека, Что в тебе уловил я
Вчера на чудном, светлом бале, От вальса быстрого устав, Вы, невзначай и задрожав, Свою перчатку разорвали. И я подумал: «О, мой бог!.. (А на душе так было сладко) Я был бы счастлив, если б
Не говори о ней! К. чему слова пустые? Но я тебе скажу, что жалкою толпой Пред ней покажутся красавицы другие, Как звезды тусклые пред яркою звездой. Ее не исказил обычай жизни светской, Свободна и
О друг неведомый! Предмет моей мечты, Мой светлый идеал в посланьи безымянном Так грубо очертить напрасно хочешь ты: Я клеветам не верю странным. А если ты и прав,- я чудный призрак мой, Я ту
Ни веселья, ни сладких мечтаний Ты в судьбе не видала своей: Твоя жизнь была цепью страданий И тяжелых, томительных дней. Видно, Господу было так нужно: Тебе крест Он тяжелый судил, Этот крест мы несли
Радостно мы год встречаем новый, Старый в шуме праздничном затих. Наши кубки полные готовы, — За кого ж, друзья, поднимем их? За Россию? Бедная Россия! Видно, ей расцвесть не суждено, В будущем — надежды
Вы говорите, доктор, что исход Сомнителен? Ну что ж, господня воля! Уж мне пошел пятидесятый год, Довольно я жила. Вот только бедный Коля Меня смущает: слишком пылкий нрав, Идеям новым предан он так страстно,