Никто не умирал. Никто не кончил жить. Но в звонкой тишине блуждали и сходились. Вот близятся, плывут… черты определились… Внезапно отошли — и их не различить. Они — невдалеке. Одна и та же нить
И взвился костер высокий Над распятым на кресте. Равнодушны, снежнооки, Ходят ночи в высоте. Молодые ходят ночи, Сестры — пряхи снежных зим, И глядят, открывши очи, Завивают белый дым. И крылатыми очами Нежно смотрит
Удалены от мира на кладбище, Мы вновь с тобой, негаданный мертвец. Ты перешел в последнее жилище, Я все в пыли, но вижу свой конец. Там, в синеве, мы встретим наши зори, Все наши сны
Смеялись бедные невежды, Похитил я, младой певец, У безнадежности — надежды, У бесконечности — конец. Мне самому и дик и странен Тот свет, который я зажег, Я сам своей стрелою ранен, Сам перед новым
Сладко найти нам звезду. Вот она — в небе видна. Я осторожно приду — Будем шептать имена. К нашей родной стороне Ты устремись — и не лги. Вечер мой снова в огне, День мой
Люблю Тебя, Ангел-Хранитель во мгле. Во мгле, что со мною всегда на земле. За то, что ты светлой невестой была, За то, что ты тайну мою отняла. За то, что связала нас тайна и
Боги гасят небосвод. Жадно молится народ. Мы же, близки смутной тени, Призываем юных жриц На тенистые ступени Остывающих теплиц. Вот они — идут рядами Благовонными садами… . . . . . . . .
Глаза, опущенные скромно, Плечо, закрытое фатой… Ты многим кажешься святой, Но ты, Мария, вероломна… Быть с девой — быть во власти ночи, Качаться на морских волнах… И не напрасно эти очи К мирянам ревновал
Когда-то гордый и надменный, Теперь с цыганкой я в раю, И вот — прошу ее смиренно: «Спляши, цыганка, жизнь мою». И долго длится пляс ужасный, И жизнь проходит предо мной Безумной, сонной и прекрасной
Как океан меняет цвет, Когда в нагроможденной туче Вдруг полыхнет мигнувший свет, — Так сердце под грозой певучей Меняет строй, боясь вздохнуть, И кровь бросается в ланиты, И слезы счастья душат грудь Перед явленьем