Уж не ты ли знаком С чернобровой вдовой, Что живет, без родни, За Москвою-рекой?.. Что на утренний звон, В темь и холод весь пост Ходит слезы ронять На церковный помост. Страшно ей, говорят, В
Я умер, и мой дух умчался в тот эфир, Что соткан звездными лучами, — Я не могу к тебе вернуться в пыльный мир, С его пороком и цепями… — Прощай! Ты слышишь дня однообразный
Я помню, как детьми, с румяными щеками, По снегу хрупкому мы бегали с тобой — Нас добрая зима косматыми руками Ласкала и к огню сгоняла нас клюкой; А поздним вечером твои сияли глазки И
Вижу, как тяжек мой путь, Как бесполезен мой повод! Кони натужили грудь, Солнце печет, жалит овод. Что ты, лихой проводник, Сверху кричишь мне: за мною! Ты с малолетства привык Рыскать с ружьем за спиною.
И любя и злясь от колыбели, Слез немало в жизни пролил я; Где ж они — те слезы? Улетели, Воротились к Солнцу бытия. Чтоб найти все то, за что страдал я, И за горькими
Любя колосьев мягкий шорох И ясную лазурь, Я не любил, любуясь нивой, Ни темных туч, ни бурь… Но налетела туча с градом, Шумить-гремит во мгле; И я с колосьями, как колос, Прибит к сырой
На снежной равнине в зеленом уборе Темнела угрюмая ель; И, как горностаями, снегом пушистым Ей плечи прикрыла метель. — С ней рядом березку сухую, нагую От стужи бросало в озноб; И ель ей скрипела:
(Посв. памяти А. Ф. Гильфердинга) I В расписных санях, ковром покрытых, Нараспашку, в бурке боевой, Казимир, круль польский, мчится в Краков С молодой, веселою женой. К ночи он домой спешит с охоты; Позвонки бренчат
Недаром создал ты порядок, полный сил, И воспитал в себе отвагу: Твой враг, как пленник, — отдал шпагу, Как император — скипетр уронил; Во всеоружии ты встал и отрезвил Войнолюбивое, слепое племя — И
Какой туман! ни солнца нет, ни тучи! Деревья облеклись в какой-то дым плавучий; И тянется сырой, бревенчатый забор Вдоль грязной улицы, обманывая взор… Вот нашей осени унылая картина! Нет, что ни говори, здесь грустно