Не нужны Божьим небесам Явленья призрачные… Вечность — Одно спасет и сохранит, — Божественную человечность. Земля земную втянет плоть. — В мрак унесет ее химеры, — Одна бессмертная любовь Нам оправдает силу веры. Но
С вавилонского столпотворенья И до наших дней — по всей земле Дух вражды и дух разъединенья Держат мир в невежестве и зле. Люди на людей куют во мраке цепи, Истина не смеет быть нагой,
Уже над ельником из-за вершин колючих Сияло золото вечерних облаков, Когда я рвал веслом густую сеть плавучих Болотных трав и водяных цветов. То окружая нас, то снова расступаясь, Сухими листьями шумели тростники; И наш
Я не боюсь врагов, пусть видят, Что я их трусить перестал, — Не презирают, — ненавидят Они души моей закал. Пусть их слепой вражды перуны Впотьмах, как фейерверк, гремят, — Под этот гром не
Мое сердце — родник, моя песня — волна, Пропадая вдали, — разливается… Под грозой — моя песня, как туча, темна, На заре — в ней заря отражается. Если ж вдруг вспыхнут искры нежданной любви
(Из либретто оперы «Кузнец Вакула») (Посв. памяти А. Н. Серова) Темно нам, темно, темнешенько, Словно в темницах сырых. Месяц стал над рекой, Чуть краснеется, В небе тучка плывет, Чуть белеется… Холодно нам, холоднехонько, Словно
Если б смерть была мне мать родная, Как больное, жалкое дитя, На ее груди заснул бы я И, о злобах дня позабывая, О самом себе забыл бы я. Но она — не мать, она
Увидал из-за тучи утес, Как в долину сошла молодая Дочка Солнца — Весна, и, вздыхая, Погрузился в туман сладких грез. Ему снится: с Весной молодою, В снежных блестках, идет он к налою, И венчает
Век девятнадцатый — мятежный, строгий век — Идет и говорит: «Бедняжка человек! О чем задумался? бери перо, пиши: В твореньях нет творца, в природе нет души. Твоя вселенная — броженье сил живых, Но бессознательных,
Когда-то Сфинкс в горах за Фивами бродил, Крутя свой львиный хвост напруженный и гибкий; Встречая путников, он ужас наводил Своею красотой, когтями и улыбкой. И всем он встречным задавал Задачи, голодом снедаем, И, кто