Твой скромный вид таит в себе Так много силы страстной воли, Что не уступишь ты судьбе Ни шагу без борьбы и боли. Мгновенья счастья ты трудом Или болезнями искупишь; Но пред общественным судом Ресниц
Здесь Берлиоз!.. я видел сам Его жидовско-римский профиль И думал: что-то скажет нам Сей музыкальный Мефистофель? И вот, при свете ламп и свеч, При яром грохоте оркестра, Я из-за дамских вижу плеч, Как тешит
Проходите толпою, трусливо блуждающей, — Тощий ум тощий плод принесет! — Роскошь праздных затей — пустоцвет, взор ласкающий, — Без плода на ветру опадет. Бедной правде не верите вы — да и кстати ли,
Я, двух корабликов хозяин с юных лет, Стал снаряжать их в путь; один кораблик мой Ушел в прошедшее, на поиски людей, Прославленных молвой, — Другой — заветные мечты мои помчал В загадочную даль, —
— Ты куда, удалая ты башка? Уходи ты к лесу темному пока: Не сегодня-завтра свяжут молодца. Не ушел ли ты от матери-отца? Не гулял ли ты за Волгой в степи? Не сидел ли ты
Блажен озлобленный поэт, Будь он хоть нравственный калека, Ему венцы, ему привет Детей озлобленного века. Он как титан колеблет тьму, Ища то выхода, то света — Не людям верит он — уму, И от
Помню, где-то в ночь с проливным дождем Я бродил и дрог под чужим окном; За чужим окном было так светло, Так манил огонь, что я — стук в стекло… Боже мой! какой поднялся содом!
(Посв. П. И. Чайковскому) И плывут, и растут эти чудные звуки! Захватила меня их волна… Поднялась, подняла и неведомой муки, И блаженства полна… И божественный лик, на мгновенье, Неуловимой сверкнув красотой, Всплыл, как живое
Я б желал, — внимая гулу ветра, Размышлял когда-то бедный малый, На чердак свой в сумерки забравшись, — Я б желал, чтоб шар земной иначе Был устроен мачехой-природой: Чтоб моря не знали ураганов, Чтоб
Чу, соловьи!.. Звезды им улыбаются, Тени им шепчут привет, Радужным роем в душе просыпаются Грезы утраченных лет. Дышит теплом эта ночка весенняя, Вкрадчиво пахнет сирень… Спи, брат! чтоб мог ты во сне откровеннее Бредить,