Христиан Геллерт
Был дом, Где под окном И чиж и соловей висели И пели. Лишь только соловей, бывало, запоет, Сын маленький отцу проходу не дает, Все птичку показать к нему он приступает, Которая так хорошо поет.
Когда-то в Лондоне хитрец один сыскался, Который публике в листочках обещался, Что в узенький кувшин он весь, каков он есть, С руками И с ногами В такой-то день намерен влезть. При чем кувшину он
Какой-то господин, Боярин знатный из Афин, Который в весь свой век ничем не отличился И никакой другой заслуги не имел, Окроме той одной, что сладко пил и ел И завсегда своей породой возносился, —
Не помню, где-то я читал, Что в старину была землица небольшая, И мода там была такая, Которой каждый подражал, Что не было ни человека, Который бы, по обычаю века, Прихрамывая не ходил И не
Из первых шалунов молодчик, Великий вертопрах, болтун и враль господчик, Который только в то и жил, Что вести собирал и вести разносил, Которые его весь разум занимали И только лгать, Молоть, болтать Бесперестанно заставляли,
Верховый гордый конь, увидя клячу в поле В работе под сохой И в неге не такой, И не в уборе, и не в холе, Какую гордый конь у барина имел, С пренебрежением на клячу
Хвала и слава будь Тебе, Владыко, Боже мой! Ты пекся о моей судьбе, Ты был всегда со мной! К Тебе взывал ли в страхе я — Не тщетен был мой зов: Благой, Премудрый —
«Давно уже тебя мне хочется спросить: Что таки ты весь день изволишь говорить? — С сорокой свидевшись, лисица ей сказала. — Я чаю, что тебя послушать рассуждать — Есть подлинно что перенять». — «Все,
Пусть люди бы житья друг другу не давали, Да уж и черти тож людей тревожить стали. Хозяин, говорят, один какой-то был, Которому от домового Покою не было в том доме, где он жил: Что
«Послушайте меня — я не совру», Кукушка говорила птицам — Чижам, щеглятам и синицам: «Была я далеко, в большом, густом бору; Там слышала, чего доселе не слыхала, Как соловей поет. Уж не по нашему!