Когда в творении великом Творца великость вижу я — Пред гениальным этим ликом Простерта ниц душа моя; Благоговейным полон страхом, Дрожу, поникнув головой, Я под торжественным размахом Шекспира мысли вековой. Несется гений огнекрылый В
Темна и громадна, грозна и могуча Пол небу несется тяжелая туча. Порывистый ветер ей кудри клубит, Врывается в грудь ей и, полный усилья, Приняв ее тяжесть на смелые крылья, Ее по пространству воздушному мчит.
В тот век, как живали еще Торквемады, Над жертвами рока свершались обряды Глубоких, ужасных, убийственных мук: Ломание ног и дробление рук. Там истина, корчась средь воплей и жалоб, Винилась, — и страшный кончался обряд
Нина, помнишь ли мгновенья, Как певец усердный твой, Весь исполненный волненья, Очарованный тобой, В шумной зале и в гостиной Взор твой естественно-невинной Взором огненным ловил, Иль мечтательно к окошку Прислонясь, летунью-ножку Тайной думою следил,
(Посвящено И. К. Гебгардту) «Вход воспрещается» — как часто надпись эту Встречаешь на вратах, где хочешь ты войти, Где входят многие, тебе ж, посмотришь, нету Свободного пути! Там — кабинет чудес, там — редкостей
Срок настал. Оставив город шумной, От него я скрылся, как беглец: От тревог той жизни неразумной Отдохнуть пора мне наконец. Душно там; громадность да огромность Ждут меня, — и посреди всего Сознаю я горькую
(Написано на первой странице непочатого еще альбома) Давно альбом уподобляют храму, Куда текут поклонники толпой, Где место и мольбам и фимиаму, Возженному усердною рукой, Куда порой и хладное неверье Вторгается в обманчивой тиши. Нет!
Пятнадцатый век еще юношей был, Стоял на своем он семнадцатом годе, Париж и тогда хоть свободу любил, Но слепо во всем раболепствовал моде. Король и характер и волю имел, А моды уставов нарушить не
Недавно был праздник, итак было весело, шумно, И было так много прекрасных там дев светлокудрых, Что радостью общей и я увлекался безумно. Оставив беседу мужей и наставников мудрых. Так часами порой вдаешься в чужое
Я вас знавал, когда мечтами Вам окрылялся каждый час, И жизнь волшебными цветами, Шутя, закидывала вас. О, в те лета вам было ясно, Что можно в счастье заглянуть, Что не вотще холмится грудь И