Да! Вот они — знакомые места! Я узнаю: вот улица кривая! Вот — вся в горбах, в ущербах мостовая! И вот она — разбитая плита Близ ветхого, погнувшегося дома. О! как она душе моей
Я видел: бережно, за рамой, под стеклом, Хранились древности остатки дорогие — Венцы блестящие, запястья золотые И вазы чудные уставлены кругом, И все, что отдали курганы и гробницы — Амфоры пирные и скорбные слезницы,
Пока я разумом страстей не ограничил, Несчастную любовь изведал я не раз; Но кто ж, красавицы, из вас. Меня, отвергнув, возвеличил? Она — единая! — Я душу ей открыл: Любовь мечтателя для ней была
Ночь немая, ночь Ерусалима В черных ризах шла невозмутимо, Обнимая с высоты Сиона Портики, чертоги Соломона И Давида. Царство иудеев, Где парила слава Маккавеев, Почивало со своим Сионом, Без царей, под кесаревым троном, И
Еще недавно мы знакомы, Но я уж должен вам сказать, Что вы усвоили приемы, Чем можно сердце потерзать; Вы вникли в милое искусство Пощекотать больное чувство, Чтоб после, под его огнем, Свои фантазии на
Любовь отвергла ты… но ты мне объявила, Что дружбу мне даришь; благодарю, Людмила! Отныне мы друзья. Освобожден от мук, Я руку жму твою: благодарю, мой друг! С тобой беседуя свободно, откровенно, Я тихо приклонюсь
Крыт лазурным пышным сводом, Вековой чертог стоит, И пирующим народом Он семь тысяч лет кипит. В шесть великих дней построен Он так прочно, а в седьмой Мощный зодчий успокоен В лоне вечности самой. Чудно
Дитя! Твой милый, детский лепет И сладость взгляда твоего Меня кидают в жар и трепет — Я сам не знаю — отчего. Зачем, порывом нежной ласки К земному ангелу влеком, Твои заплаканные глазки Целую
В альбом Н. А. И. В разлуке с резвыми мечтами Давно часы я провожу, И здесь — над светлыми листами — Я с темной думою сижу. Что жизнь? Я мыслю: лист альбомный, Который небо
Вступает — на диво и смех Сиракузам — Тиран Дионисий в служители музам: Он лиру хватает, он пишет стихи; Но музы не любят тиранов холодных, — Творит он лишь груды рапсодий негодных, Исполненных вялой,