Владимир Бенедиктов. «Чесменские трофеи»
Был то век Екатерины,
В море наши исполины
Дали вновь урок чалме,
Налетев на сопостата,
Нашей матушки ребята
Отличились при Чесме.
Наш орел изринул пламя —
И поникло турков знамя,
Затрещала их луна,
Флот их взорван — и во влагу
Брошен в снедь архипелагу,
Возмущенному до дна.
Пронеслась лишь весть победы
Взликовали наши деды,
В гуд пошли колокола,
Пушки гаркнули в столице:
Слава матушке царице!
Храбрым детушкам хвала!
Се добыча их отваги, —
Кораблей турецких флаги
В крепость вносятся — ура! —
И, усвоенные кровно,
Посвящаются любовно
Вечной памяти Петра.
Там — Невы в широкой раме
Есть гробница в божьем храме
Под короной золотой.
Над заветной той гробницей
С римской цифрой — I (единицей)
Русский выведен — П (покой),
Там — кузнец своей державы,
Дивный плотник русской славы,
Что, учась весь век, учил,
С топором, с дубинкой, с ломом,
С молотком, с огнем и громом,
Сном глубоким опочил.
По царицыну веленью
Те трофеи стали сенью
Над гробницею того,
Чья вся жизнь была работа,
Кто отцом, творцом был флота.
Возбудителем всего.
И гробница под навесом —
Под густым знаменным лесом —
Говорила за него…
Всюду честь воздать хотела
Продолжительница дела
Начинателю его.
Не умрут дела благие!
Там соборне литургия
Совершается над ним,
Там — сановные все лица
И сама императрица
С золотым двором своим.
И средь общего вниманья
Для духовного вещанья
Вышел пастырь на амвон, —
То был он — медоречивый
Славный пахарь божьей нивы,
Словосеятель — Платон, —
Тот, что посох брал, и, стоя
Перед паствой, без налоя,
Слух и сердце увлекал,
И при страшносудных спросах,
Поднимая грозно посох,
Им об землю ударял.
Вот он вышел бросить слово
При ниспосланных нам снова
Знаках божьих благостынь
И изрек сначала строго
Имя троичное бога
С утвердительным «аминь».
И безмолвье воцарилось…
Ждали все — молчанье длилось.
Мнилось — пастырь онемел.
Шепот в слушателях бродит:
«Знать, он слова не находит,
Дар глагола отлетел».
Ждут… и вдруг, к турецким стягам
Обратясь, широким шагом
Он с амвонного ковра
Устремился на гробницу
И простер свою десницу
Над останками Петра.
Все невольно содрогнулись,
И тайком переглянулись,
И поникшие стоят…
Сквозь разлитый в сфере храма
Дым дрожащий фимиама.
Стены, виделось, дрожат.
И, простертою десницей
Двигнут, вскользь над той гробницей,
Строй знамен, как ряд теней,
Что вокруг шатром сомкнулся,
Зашатался, всколыхнулся
И развеялся над ней.
И над чествуемым прахом
Ризы пасторской размахом
Всколебалось пламя свеч;
Сень, казалось, гробовая
Потряслась, и громовая
Излилась Платона речь.
И прогрянул глас витии:
«Петр! Восстань! И виждь России
Силу, доблесть, славу, честь!
Се трофеи новой брани!
Морелюбец наш! Восстани
И услышь благую весть!»
И меж тем как слов гремящих
Мощь разила предстоящих,
Произнес из них один
Робким шепотом, с запинкой:
«Что он кличет? — Ведь с дубинкой
Встанет грозный исполин!»
Дата написания: 1850-ые годы
(1 votes, average: 5,00 out of 5)