В неволе тяжко… хоть и воли Узнать, пожалуй, не пришлось; Но все-таки кой-как жилось, — Хоть на чужом, да все ж на поле… Теперь же тяжкой этой доли, Как бога, ждать мне довелось. И
Лучи веселые играли В веселых тучках золотых. Гостей безвыходных своих В тюрьме уж чаем оделяли И часовых переменяли — Синемундирных часовых. Но я к дверям, всегда закрытым, К решетке прочной на окне Привык немного,
И долину и могилу И вечерний тихий час; Все что снилось, говорилось, Вспоминал я много раз! Разошлись мы, будто вовсе И не знались никогда! И минули невозвратно Наши лучшие года! Отцвели мы… Я в
І небо невмите, і заспані хвилі; І понад берегом геть-геть Неначе п’яний очерет Без вітру гнеться. Боже милий! Чи довго буде ще мені В оцій незамкнутій тюрмі, Понад оцим нікчемним морем Нудити світом? Не
Минають дні, минають ночі, Минає літо. Шелестить Пожовкле листя, гаснуть очі, Заснули думи, серце спить, І все заснуло, і не знаю, Чи я живу, чи доживаю, Чи так по світу волочусь, Бо вже не
Не вернувся із походу Гусарин-москаль. Чого ж мені його шкода, Чого його жаль? Що на йому жупан куций, Що гусарин чорноусий, Що Машею звав? Ні, не того мені шкода; А марніє моя врода, Люде
В те дни когда мы были казаками, Об унии и речи не велось: О! как тогда нам весело жилось! Гордились мы привольными степями, И братом нам считался вольный Лях: Росли, цвели в украинских садах,
Проходят дни… проходят ночи; Прошло и лето; шелестит Лист пожелтевший; гаснут очи; Заснули думы; сердце спит. Заснуло все… Не знаю я — Живешь ли ты, душа моя? Бесстрастно я гляжу на свет, И нету
Готово! Парус распустили И двинули не без усилий, По синим волнам в Сыр-Дарью, С баржей баркас неторопливый. Прощай же, Кос-Арал тоскливый! Все ж грусть проклятую мою Ты разгонял два года целых. Спасибо! Сам себя
Давно все это было. В школе Я у дьячка — учил дьячок — Стащу удачно пятачок (Ведь был я чуть совсем не голым. Такой оборвыш) да куплю Листок бумаги и сошью Красиво книжечку; крестами,