Николай Гумилев. «Четыре лошади»
Не четыре! О, нет, не четыре! Две и две, и «мгновенье лови», — Так всегда совершается в мире, В этом мире веселой любви. Но не всем вечеровая чара И любовью рождаемый стих! Пусть скакала
Николай Гумилев. «Детская песенка»
Что это так красен рот у жабы, Не жевала ль эта жаба бетель? Пусть скорей приходит та, что хочет Моего отца женой стать милой! Мой отец ее приветно встретит, Рисом угостит и не ударит,
Николай Гумилев. «Я верил, я думал»
Сергею Маковскому Я верил, я думал, и свет мне блеснул наконец; Создав, навсегда уступил меня року Создатель; Я продан! Я больше не Божий! Ушел продавец, И с явной насмешкой глядит на меня покупатель. Летящей
Николай Гумилев. «Анна Комнена»
Тревожный обломок старинных потемок, Дитя позабытых народом царей, С мерцанием взора на зыби Босфора Следит беззаботный полет кораблей. Прекрасны и грубы влекущие губы И странно-красивый изогнутый нос, Но взоры унылы, как холод могилы, И
Николай Гумилев. «Борьба»
Борьба одна: и там, где по холмам Под рев звериный плещут водопады, И здесь, где взор девичий,- но, как там, Обезоруженному нет пощады. Что из того, что волею тоски Ты поборол нагих степей удушье;
Николай Гумилев. «Любовники»
Любовь их душ родилась возле моря, В священных рощах девственных наяд, Чьи песни вечно-радостно звучат, С напевом струн, с игрою ветра споря. Великий жрец… страннее и суровей Едва ль была людская красота, Спокойный взгляд,
Николай Гумилев. «Прапамять»
И вот вся жизнь! Круженье, пенье, Моря, пустыни, города, Мелькающее отраженье Потерянного навсегда. Бушует пламя, трубят трубы, И кони рыжие летят, Потом волнующие губы О счастье, кажется, твердят. И вот опять восторг и горе,
Николай Гумилев. «Мое прекрасное убежище»
Мое прекрасное убежище — Мир звуков, линий и цветов, Куда не входит ветер режущий Из недостроенных миров. Цветок сорву ли — буйным пением Наполнил душу он, дразня, Чаруя светлым откровением, Что жизнь кипит и
Николай Гумилев. «Понять весь мир какой-то странный сложным»
Понять весь мир какой-то странный сложным, Огромноя игрушкой сатаны, Еще не сделанным, где сплетены Тьма с яркостью и ложное с неложным. Суровый бард, в боренье с невозможным Любовь как знамя поднял ты, и сны
Николай Гумилев. «Акростих»
Ангел лег у края небосклона. Наклонившись, удивлялся безднам. Новый мир был синим и беззвездным. Ад молчал, не слышалось ни стона. Алой крови робкое биение, Хрупких рук испуг и содроганье. Миру снов досталось в обладанье