— Счастливы мы, фессалийцы! Черное, с розовой пеной, Пахнет нагретой землей наше густое вино. Хлеб от вина лиловеет. Кусок овечьего сыру, Влажно-соленый, крутой, горную свежесть хранит. «Крит позабыл ты, хвастун! Мастика хмельнее и слаще:
Был поздний час — и вдруг над темнотой, Высоко над уснувшею землею, Прорезав ночь оранжевой чертой, Взвилась ракета бешеной змеею. Стремительный порыв ее вознес. Но миг один — и в темноту, в забвенье Уже
Крупный дождь в лесу зеленом Прошумел по стройным кленам, По лесным цветам… Слышишь? — Звонко песня льется, Беззаботный раздается Голос по лесам. Крупный дождь в лесу зеленом Прошумел по стройным кленам, Глубь небес ясна…
Твой гроб, дубовая колода, Стоял открытый, и к нему Все шли и шли толпы народа В душистом голубом дыму. А на доске, тяжелой, черной, Был смуглый золотой оклад, Блистал твой образ чудотворный В огнях
У райской запретной стены, В час полуденный, Адамий с женой Евой скорбит: Высока, бела стена райская. Еще выше того черные купарисы за ней, Густа, ярка синь небесная; На той ли стене павлины сидят, Хвосты
Темный ельник снегами, как мехом, Опушили седые морозы, В блестках инея, точно в алмазах, Задремали, склонившись, березы. Неподвижно застыли их ветки, И меж ними на снежное лоно, Точно сквозь серебро кружевное, Полный месяц глядит
Там иволга, как флейта, распевала, Там утреннее солнце пригревало Труд муравьев — живые бугорки. Вдруг пегая легавая собака, Тропинкой добежав до буерака, Залаяла. Я быстро взвел курки. Змея? Барсук? — Плетенка с костяникой. А
Широко меж вершин дубравы Струилась синяя река; Благоухая, сохли травы, Дымясь, курились облака. Дымясь, вставали из-за леса На склон небес — и вот одно Могучим обликом Зевеса Воздвигло снежное руно… Но тает призрак величавый
Окно по ночам голубое. Да ветхо и криво оно: Сквозь стекла расплющенный месяц Как тусклое блещет пятно. Дед рано ложится, а внучке Неволя: лежи и не спи Да думай от скуки. А долги Осенние
Вдали темно и чащи строги. Под красной мачтой, под сосной Стою и медлю — на пороге В мир позабытый, но родной. Достойны ль мы своих наследий? Мне будет слишком жутко там, Где тропы рысей