Зеленоватый свет пустынной лунной ночи, Далеко под горой — морской пустынный блеск… Я слышу на горах осенний ветер в соснах И под обрывом скал — невнятный шум и плеск. Порою блеск воды, как медный
Ворох листьев сухих все сильней, веселей разгорается, И трещит, и пылает костер. Пышет пламя в лицо; теплый дым на ветру развеваете; Затянул весь лесной косогор. Лес гудит на горе, низко гнутся березы ветвистые, Меж
Осенний день. Степь, балка и корыто. Рогатый вол, большой соловый бык, Скользнув в грязи и раздвоив копыто, К воде ноздрями влажными приник: Сосет и смотрит светлыми глазами, Закинув хвост за свой костлявый зад, Как
Осень. Чащи леса. Мох сухих болот. Озеро белесо. Бледен небосвод. Отцвели кувшинки, И шафран отцвел. Выбиты тропинки, Лес и пуст и гол. Только ты красива, Хоть давно суха, В кочках у залива Старая ольха.
Уж ветер шарит по полю пустому, Уж завернули холода, И как отрадно на сердце, когда Идешь к своей усадьбе, к дому, В студеный солнечный закат. А струны телеграфные гудят В лазури водянистой, и рядами
Не устану воспевать вас, звезды! Вечно вы таинственны и юны. С детских дней я робко постигаю Темных бездн сияющие руны. В детстве я любил вас безотчетно, — Сказкою вы нежною мерцали. В молодые годы
Морозное дыхание метели Еще свежо, но улеглась метель. Белеет снега мшистая постель, В сугробах стынут траурные ели. Ночное небо низко и черно, — Лишь в глубине, где Млечный Путь белеет, Сквозит его таинственное дно
Так говорит господь: «Когда, мой раб любимый, Читаешь ты Коран среди врагов моих, Я разделяю вас завесою незримой. Зане смешон врагам мой сладкозвучный стих». И сокровенных чувств, и тайных мыслей много От вас я
Ограда, крест, зеленая могила, Роса, простор и тишина полей… — Благоухай, звенящее кадило, Дыханием рубиновых углей! Сегодня год. Последние напевы, Последний вздох, последний фимиам… — Цветите, зрейте, новые посевы, Для новых жатв! Придет черед
За степью, в приволжских песках, Широкое алое солнце тонуло. Ребенок уснул у тебя на руках, Ты вышла из душной кибитки, взглянула На кровь, что в зеркальные соли текла, На солнце, лежавшее точно на блюде,