В жарком золоте заката Пирамиды, Вдоль по Нилу, на утеху иностранцам, Шелком в воду светят парусные лодки И бежит луксорский белый пароход. Это час, когда за Нилом пальмы четки, И в Каире блещут стекла
Моя печаль теперь спокойна, И с каждым годом все ясней Я вижу даль, где прежде знойно Синела дымка летних дней… Так в тишине приморской виллы Слышнее осенью прибой, Подобный голосу Сибиллы, Бесстрастной, мудрой и
С Иосифом господь беседовал в ночи, Когда святая мать с младенцем почивала: «Иосиф! Близок день, когда мечи Перекуют народы на орала. Как нищая вдова, что плачет в час ночной О муже и ребенке, как
И стопи, с обрыва, на сто миль Морская ширь открыта взорам. Внизу, в стремнине, глина, пыль, Щепа и кости с мелким сором. Гудели ночью тополя, В дремоте море бушевало — Вдруг тяжко охнула земля,
Цветет жасмин. Зеленой чащей Иду над Тереком с утра. Вдали, меж гор — простой, блестящий И четкий конус серебра. Река шумит, вся в искрах света, Жасмином пахнет жаркий лес. А там, вверху — зима
Синий ворон от падали Алый клюв поднимал и глядел. А другие косились и прядали, А кустарник шумел, шелестел. Синий ворон пьет глазки до донушка, Собирает по косточкам дань. Сторона ли моя, ты, сторонушка, Вековая
На белых песках от прилива Немало осталось к заре Сверкающих луж и затонов — Зеркальных полос в серебре. Немало камней самоцветных Осталось на дюнах нагих, И смотрит, как ангел лазурный, Весеннее утро на них.
У птицы есть гнездо, у зверя есть нора. Как горько было сердцу молодому, Когда я уходил с отцовского двора, Сказать прости родному дому! У зверя есть нора, у птицы есть гнездо. Как бьется сердце,
Набегает впотьмах И узорною пеною светится И лазурным сиянием реет у скал на песке… О божественный отблеск незримого — жизни, мерцающей В мириадах незримых существ! Ночь была бы темна, Но все море насыщено тонкою
Вьется путь в снегах, в степи широкой. Вот — луга и над оврагом мост, Под горой — поселок одинокий, На горе — заброшенный погост. Ни души в поселке; не краснеют Из-под крыш вечерние огни;