Фридрих Шиллер. «Меланхолия»
О Лаура, зорь восход
В золотом твоем сияет взоре,
Пурпур крови на щеках цветет,
Жемчуг слез твоих зовет
Матерью своей — восторгов море.
На кого падет его роса,
Тот увидит небеса.
Юноше, кто пьет ее влюбленно,
Засияет солнце благосклонно!
Дух твой ясный, как прибой зеркальный,
Солнечный и беспечальный,
Разгоняет осень вкруг тебя,
И пустыни, прах клубя,
Пламенеют радостью, хрустальной;
Будущности темной мгла
Блеском звезд твоих светла;
Ты ликуешь в прелести своей?
Я же плачу перед ней.
Не окутал ли земли пустыни
Уж давно ночной покров?
Наших замков гордые твердыни,
Все величье наших городов
На гнилых покоятся закрепах;
Аромат сосут цветы твои
Из гниенья, и в могильных склепах
Свой исток берут твои ручьи.
Посмотри — несутся вкруг планеты;
Пусть, Лаура, скажут нам их светы,
Как в кружении земли
Сотни весен протекли,
Сотни тронов вознеслись,
Сотни битв пожаром разлились.
Там, где нивы сталью взрыты,
Их следов ищи ты!
Раньше ль, позже ль — смерть зовет,
И часов планетных ход
Смолкнет, тьмою скрытый.
Только миг — и солнечную мощь
Смертная погасит ночь!
Ах, спроси, откуда зорь твоих цветенье!
Ты горда огнем очей?
Иль румянцем юности своей,
Занятым у хилого гниенья?
Злой процент возьмет за ту
Ссуженную красоту
Смерть без сожаленья.
Дева, не глумись над злейшим злом из зол!
Радостный лица румянец —
Только смерти радостный престол.
На ковре цветы струят багрянец,
А под ним вредитель точит пол.
Верь мечтателю, моя отрада:
Только смерть твой взор к себе зовет,
Каждый луч очей прекрасных пьет
Жизнь твою, как масло пьет лампада.
«Крови ток, — кичишься ты, —
Бьется в жилах, пылкий и упругий».
Но — увы! — тиранов злые слуги
Обрекают тлению цветы.
Все улыбки смерть развеет вмиг,
Словно ветер, что срывать привык
Радужные клочья пены.
Ты напрасно ищешь их следов:
Из весны, ее цветов,
Жизни всей убийца неизменный,
Как из зерен, вырасти готов.
Ах, я вижу — розы облетели,
Смертно бледны сладкие уста;
Щек твоих младая красота
Отцветет под холодом метели.
Горьких лет седая мгла
Ключ хрустальный юности остудит.
Никогда Лаура не полюбит,
Никому не будет уж мила.
Дева, крепче дуба молодость поэта,
И о мощь гранитную ее
Сломит смерть свое копье.
Взор мой ясен, как потоки света
Из небес, а дух пылает мой
Ярче света божьего, который
Громоздит и рушит горы
В океане суеты мирской.
Смело мысль несется по вселенной,
Из пределов рвется дерзновенно.
Ты горишь? В груди дерзанья жар?
Знай же, дева, радости нектар,
Тот бокал, где божество сияет,
Ядом отравляет.
Жалок, жалок, кто, не зная страха,
Искру божью мнит извлечь из праха!
Ах, созвучий лучших взлет
Музыку создать бессилен,
Гений, жаркий луч небес, берет
Тусклый блеск у жизненных светилен.
Он утратил жизни трон,
Рабскому служенью обречен.
Вкруг меня сплетают ежечасно
Мои духи заговор ужасный!
Дай, Лаура, дай немногим веснам малым
Пролететь, и — чую! — дом гнилой
Пошатнется на меня обвалом,
И в сиянье дух угаснет мой.
Плачешь ты? Лаура, брось рыданья!
Не моли о счастье увяданья!
Прочь! Злодейка, слезы осуши!
Иль желаешь ты упадка силам,
Чтоб дрожа я ползал под светилом,
Видевшим орлиный взлет души?
Чтобы грудь, где пламя встарь горело,
Проклинал я сердцем охладелым,
Дух скорбел с ослепшими глазами,
Чтоб порвал я с лучшими грехами?
Нет! Злодейка, слезы осуши!
Мой цветок в расцвете оборви ты,
Погаси же, отрок, трауром обвитый,
Со слезами факел мой!
Занавес трагической арены
Падает в начале лучшей сцены,
Тени скрылись прочь — но ждет театр немой.
Перевод: Л. Остроумова
(1 votes, average: 5,00 out of 5)