Под сению Креста рыдающая Мать. Как ночь пустынная, мрачна ее кручина. Оставил Мать Свою, — осталось ей обнять Лишь ноги бледные измученного Сына. Хулит Христа злодей, распятый вместе с ним: «Когда ты Божий Сын,
Мне страшный сон приснился, — Как будто я опять На землю появился И начал возрастать, — И повторился снова Земной ненужный строй От детства голубого До старости седой: Я плакал и смеялся, Играл и
Она придет ко мне, — я жду, — И станет пред моей постелью. Легко мне будет, как в бреду, Как под внезапною метелью. Она к устам моим прильнет, И шепот я услышу нежный: «Пойдем».
Иду в смятеньи чрезвычайном, И, созерцая даль мою, Я в неожиданном, в случайном Свои порывы узнаю. Я снова слит с моей природой, Хотя доселе не решил, Стремлюсь ли я своей свободой, Или игрой мне
«Солнце, которому больно! Что за нелепая ложь! Где ты на небе найдешь Солнце, которому больно?» — «Солнце, смеяться довольно! Если во мне ты поешь, Разве ж поешь ты безбольно? Разве же боль эта —
Кинул землю он родную И с женой не распрощался. Из одной земли в другую Долго молодец шатался. Наконец в земле литовской Счастье парню привалило И удачей молодцовской Вдосталь наделило. Был он конюхом сначала, Полюбился
Не знаешь ты речений скверных, Душою нежною чиста. Отрада искренних и верных — Твои веселые уста. Слова какие ж будут грубы, Когда их бросит милый рок В твои смеющиеся губы, На твой лукавый язычок!
Опьянение печали, озаренье тихих, тусклых свеч, — Мы не ждали, не гадали, не искали на земле и в небе встреч. Обагряя землю кровью, мы любовью возрастили те цветы, Где сверкало, угрожая, злое жало безнадежной
Ах, зачем ты не затих, Не умолкнул навсегда, Мой небрежный, звонкий стих? Горечь темного стыда, Капли одиноких слез, Всю печаль, что я принес В жизнь печальную мою, Всю тебе передаю. Но в тебе отрады
Камни плясали под песни Орфея, Но для чего же такой хоровод! Каменной вьюги любить не умел, Сердце иных плясунов призовет. Близко приникнул к холодной и белой Плоскости остро внимательный взор, И расцветает под кистью