Страстями истомясь, с насыщенной душою, На ненавистный мир я, бедствуя, смотрел, И дев, поруганных продажной наготою, Речами пышными я славить не хотел. Я дани не платил их красоте презренной, И неги на торгах любви
Я слышу: хохочут, поют и шумят, Как тени, меняются лица; Тут кто-то заплакал, там цепи гремят… Ужели и это темница? Какая пустая и страшная тьма! Тут рядом и слезы, и шутка. Да, это темница
Не жду я благ от жизни бедной, Не для меня ее дары; Я видел только остав бледный С ее печальной красоты. Я отжил век очарований, Пору любви моей святой, И не прошу у гроба
Кто звал меня в тиши ночной, Кто возмутил мой сон блестящими мечтами? Не гений-ли носился надо мной, Не демон-ли, отверженный веками? Он звал меня во тьме ночей — И я на зов его склонился;
В часы забот и скуки хладной Молчит задумчивый певец, И вольной песни звук отрадный Не тронет жаждущих сердец. Он тоже страждет, тоже стонет Под ношей горя и страстей; Но он тогда струны не тронет,
Душа моя — пустынная могила, И много в ней холодных мертвецов. На долгий сон она их схоронила И не сочтет безвременных жильцов. На дне души схоронена глубоко Прошедших лет безумная любовь; Она без слез
Тяжка печаль И грустен свет; Ни сна, ни покоя Мне, бедной, нет. Где нет его Передо мной, Могилой там Весь мир земной. Потух, поблек Мой бедный ум; Нет ясных чувств, Нет светлых дум. Тяжка
Вели — и я твоя рабыня! Вели — и я твая жена Где нет тебя, там свет — пустыня, Где ты, — там свет и тишина! Вели — на зов твой я проснуся, Главой
Иду домой знакомою дорогой. Я издали вернулся. На покой Пора костям. Житейскою тревогой Я утомлен, и, слабою рукой Облокотясь на посох мой убогой, Я думаю с невольною тоской: Кто мой приход на родину заметит?
Я по комнате хожу, Через улицу гляжу, Вижу барские палаты. Крыша светится что жар, У дверей стоит швейцар, В доме много знатных бар, — Видно, дом богатый! Ноги ходят по коврам, Шелк и бархат