Давно уж нет любви меж нами, Я сердце жадно берегу, Но равнодушными глазами Ее я видеть не могу. И лишь заслышу звук знакомый Ее замедленных речей, Мне снятся старые хоромы И зелень темная ветвей.
Весенней ночи сумрак влажный Струями льется предо мной, И что-то шепчет гул протяжный Над обновленною землей. Зачем, о звезды, вы глядите Сквозь эти мягкие струи? О чем так громко вы журчите, Неугомонные ручьи? Вам
Мне все равно, что я лежу больной, Что чай мой горек, как микстура, Что голова в огне, что пульс неровен мой, Что сорок градусов моя температура! Болезни не страшат меня… Но признаюсь: меня жестоко
Мы на сцене играли с тобой И так нежно тогда целовались, Что все фарсы комедии той Мне возвышенной драмой казались. И в веселый прощания час Мне почудились дикие стоны: Будто обнял в последний я
(Из Эйхендорфа) Море спит в тиши ночной, И корабль плывет большой; Вслед за ним, косой играя, Фея плещется морская. Видят бедные пловцы Разноцветные дворцы; Песня, полная тоскою, Раздается над водою… Солнце встало — и
Небо было черно, ночь была темна. Помнишь, мы стояли молча у окна, Непробудно спал уж деревенский дом. Ветер выл сердито под твоим окном, Дождь шумел по крыше, стекла поливал, Свечка догорела, маятник стучал… Медленно
Позднею ночью, равниною снежной Еду я. Тихо. Все в поле молчит… Глухо звучат по дороге безбрежной Скрип от полозьев и топот копыт. Все, что, прощаясь, ты мне говорила, Снова твержу я в невольной тоске.
(Памяти Пушкина) Я видел блеск свечей, я слышал скрипок вой, Но мысль была чужда напевам бестолковым, И тень забытая носилась предо мной В своем величии суровом. Курчавым мальчиком, под сень иных садов Вошел он
Спите, соседи мои! Я не засну, я считаю украдкой Старые язвы свои… Вам же ведь спится спокойно и сладко, — Спите, соседи мои! Что за сомненье в груди! Боже, куда и зачем я поеду?
Идиллия Жарко мне! Не спится… Месяц уж давно, Красный весь, глядится В низкое окно. Призатихло в поле, В избах полегли; Уж слышней на воле Запах конопли, Уж туманы скрыли Потемневший путь… Слезы ль, соловьи