Готфрид Бюргер. «Дочь Таубенгеймского пастора»
В саду Таубенгейнского пастора тень
Блуждает во тьме полуночи,
Трепещет и бьется, как голубь в силке,
И стонет душа в безысходной тоске,
И плачут потухшие очи.
Горит огонек над соседним прудом,
Так грустно во мраке мерцает.
Есть холмик в саду: ни травинки на нем;
Не мочит его ни росой, ни дождем;
Лишь жалобно ветер вздыхает.
Была Таубенгейнского пастора дочь
Чиста, как голубка лесная,
Была молода и цвела красотой —
И в дом женихи наезжали толпой,
Любовью к Розетте сгорая.
Готический замок надменно глядел
С холма, отраженный водами,
На дом, на деревню; на синюю даль
Высокою кровлей, сверкавшей как сталь,
И окон зеркальных рядами.
В нем жил молодой Фальвенштейнский барон
В довольстве, веселье, отраде…
Ей нравился замок в седой вышине,
Ей нравился рыцарь на борзом коне,
В охотничьем пышном наряде…
Он шлет ей письмо на душистом листке,
При нем — медальончик-сердечко
С портретом своим: на лице у него
Глубокая нежность, и, кроме того,
Алмазное чудо-колечко.
«Пусть ездят, пусть ходят», ей рыцарь писал:
«Пускай их частят горемыки!
Ты скоро дождешься счастливого дня:
Надеюсь, что будешь достойна меня,
Земель и вассалов владыки!
«Хотел бы два слова тебе я сказать,
Но тайно — чтоб нас не видали.
Пришли мне желанный ответ поскорей.
Я в полночь явлюся — так будь же смелей
И выкинь из сердца печали.
«Сегодня, как полночь наступит, тебе
Послышится перепел в поле…
И будет подругу манить соловей
Зовущей, тоскующей песнью своей.
Не медли жь, не мучь меня боле!»
В плаще и берете явился барон,
Вечерним окутанный мраком.
Он крался, в броне и с мечем при бедре,
Так тихо — ну, точно туман на заре;
И бросил он хлеба собакам.
Вот перепел крикнул — еще и еще —
За садом, в условленном поле…
Подругу-невесту манил соловей
Зовущей, тоскующей песнью своей
И Роза не медлила боле.
Он уху и сердцу умел говорить
Так сладко, так полн упований…
Любовь простодушна и веритъ всему!
Девический стыд удалося ему
Опутать сетями желаний.
Он клялся ей в верности, клялся душой,
Всем милым ему и всем светом.
Розетта противилась, он увлекал,
И громко и страстно ее заклинал:
«О, ты не раскаешься в этом!»
Он влек ее тихо к беседке глухой,
Поросшей горошком душистым…
Вот вздрогнуло сердце, вот грудь поднялась
И тихо невинность ее отдалась
Забавы объятьям нечистым.
Едва в огороде, с возвратом весны,
Горошек и мак распустились,
Стал Розу тревожить какой-то недуг,
На розовых щечках румянец потух
И глазки ее помутились.
Когда же цветы превратились в стручки,
Малина в саду дозревала
И вишня казалась румяной такой —
У девушки грудь налилася волной
И платьице тесно ей стало.
Когда же дожди полилися и жнец
Ушел, распеваючи, в поле
И ветер разгуливать стал по полям,
Овсяною жнивой шумя по ночам —
Скрываться нельзя было доле.
Отец ее, грубый и злой человек,
Несчастную гонит из дому:
«Дитя ты сумела себе припасти,
Так мужа теперь постарайся найти —
Ступай же к дружку дорогому!»
Он на руку косы ее намотал —
И плеть засвистала узлами;
Он бил — и отзвук разносился кругом,
Он бил — и на теле ее молодом
Удары ложились рубцами.
Натешась, он из дому выгнал ее
В холодную ночь и в ненастье…
И вот, сквозь терновник, по острым камням,
Она к Фалькенштейнским пришла воротам
Излить перед другом несчастье.
«Зачем, не назвавши сначала женой,
Ты матерью сделал Розетту?
В возмездье за то я должна со стыдом
Носить на истерзанном теле моем
Награду кровавую эту».
Розетта рыдала, молила его —
И было так нежно моленье:
«Покрывши стыдом и позором, опять
Ты честное имя мне можешь отдать,
Загладить свое преступленье».
— Мне жаль тебя, дурочка! С злым стариком
Сведу я давнишние счеты!
И так — успокойся! Нельзя ж без утрат!
Останься со мной — и тебя окружат
Мои попеченья, заботы. —
«К чему тут заботы? какой тут покой!
Они не воротят мне чести.
Нет, в храме святом, пред Его алтарем,
В глазах всего света, дай клятву мне в том,
В чем клялся не раз, как невесте!»
— Об этом я вовсе не думал, мой друг!
Ну, как я возьму тебя в жены?
Во мне благородная, древняя кровь…
Лишь равное с равным связует любовь…
Что скажут соседи-бароны?
— Когда я кидался с тобой — приходил
Я к милой моей, не к невесте…
Вот если понравится мой стремянной.
Я дам тебе денег — и будем с тобой
Мы снова счастливы и вместе. —
«Господь да осудит, обманщик, тебя
Страданьям и вечному аду!
Когда мне женою твоею не быть,
Чего же я прежде годилась служить
Страстям твоим гнусным в усладу?
«Возьми себе в жены дворянскую дочь!
Судьба свой полет да ускорит!
Бог видит и слышит страданье мое:
Пускай благородное ложе твое:
Последний слуга опозорит!
«Тогда ты узнаешь, как тяжко душе
Отчаяться в чести и счастьи!
И будешь ты биться о пол головой…
Горячею пулей покончишь с собой —
И будешь у ада во власти».
И Роза в отчаяньи бросилась вон,
Полна нестерпимой тревоги,
Чрез жниву и топи, сквозь терн и кусты —
И вопли звучали среди темноты,
И камни ей резали ноги.
«Куда, о мой Боже, куда мне идти?
К кому мне теперь обратиться?»
Отчаявшись в чести и счастьи, назад
Она прибежала в родительский сад,
Чтоб с жизнью постылой проститься.
Цепляясь за сучья, с трудом доползла
Она до беседки знакомой —
И стала метаться на ложе своем,
Посыпанном снегом, подернутым льдом,
Покрытым листвой и соломой.
Несчастного мальчика Роза на свет
В страданьях тяжелых родила…
Родила — и тут же, с улыбкою злой,
Достала иглу из косы золотой
И в сердце ребенку вонзила.
Свершилось убийство; безумья порыв
Сменили раскаянья муки;
Вкруг сердца ее обвилася змея —
«О, Боже мой!» шепчет: «что сделала я!»
И ломит, в отчаяньи, руки.
Застывшую землю над спящим прудом
Розетта руками разрыла:
Да будет твой сон безмятежен и тих!
Ты спасся от бед и насмешек людских;
Меня же не примет могила!»
Вот тот огонек над соседним прудом,
Что ночью так грустно мерцает,
Тот холмик в саду! ни травинки на нем;
Не мочит его ни росой, ни дождем;
Лишь жалобно ветер вздыхает.
Угрюмо глядит с колеса на шесте,
С «вороньего камня» за садом,
Оглоданный череп: Розетта, он твой!
Он смотрит на холм, отраженный водой,
Исполненным жалобы взглядом.
Что ночь, с колеса на высоком шесте,
С «вороньего камня» за садом,
Спускается призрак — печальный такой —
Все хочет задуть огонек золотой
И стонет, следя его взглядом.
Перевод: Н. В. Гербеля
(1 votes, average: 5,00 out of 5)